Ольга Павлова во время избирательной кампании 2020 года стала активисткой проекта «Страна для жизни», основанного Сергеем Тихановским, была членом инициативной группы Светланы Тихановской, собирала подписи за ее выдвижение. Участвовала в акциях протеста. После задержания на «Площади перемен», на Ольгу завели уголовное дело. В декабре она провела 17 дней в карцере, 10 из них голодала. Ольгу Павлову приговорили к трем годам «домашней химии».
- Как вы вошли в предвыборную кампанию, был какой-то триггер?
- Триггеров было огромное количество. Один из основных – это очень болезненный мой личный вопрос. У нас в стране нет закона, который защищал бы женщин от бытового насилия. При этом законодательство было разработано, президенту оставалось его только утвердить, но он посчитал ненужным это сделать. В итоге тысячи женщин в Беларуси (и мужчины тоже) продолжают страдать от такой проблемы.
Второй момент – это эпидемия. Я врач профилактического профиля. Эпидемиология – это одна из ветвей моего образования. Мы все прекрасно знаем, какие нужны были профилактические мероприятия, чтобы максимально обезопасить население, или хотя бы просто снизить нагрузку на койко-место. Для того чтобы люди не умирали дома, а попадали в больницы, где каждому человеку могли бы оказать помощь в том объеме, в котором он нуждался.
А из-за того, что этого не было сделано, многие люди просто умирали на дому – в больницах не было мест. Не провели необходимые профилактические мероприятия перед эпидемией, хотя был понятно, что нас зацепит.
И третье, это большая несправедливость в отношении Сергея Тихановского. Это была последняя капля. Его посадили на сутки, когда он отправил заявление в ЦИК на регистрацию, и его не зарегистрировали. Поступок Светланы Тихановской, которая пошла и подала документы…
После этого я для себя решила, что такому человеку надо помочь. Надо идти, надо что-то менять.
- А вы посчитали, что Лукашенко лично ответственен за все это?
- Он ответственен за то, что создал систему, в которой все боятся прогневать царя. Из-за этого и происходит большое количество человеческих жертв. Просто потому, что кто-то боится донести правду. Кто плохие новости принес, тот и казнен.
- С какого момента вы стали следить за каналом Сергея Тихановского?
- Я вообще человек крайне аполитичный и таким была до весны 2020 года. У меня маленький ребенок. В этом августе ему исполнится только 7 лет. Я работала ведущим косметологом компании «Белита». У меня была хорошая зарплата, дача.
Закон я не нарушала, моментов соприкосновения с системой у меня просто не было. Я отучилась, получила диплом, побывала на практике. А у меня же работа такая, связанная с проверками – «Центр гигиены и эпидемиологии». Это когда приходит врач санстанции и начинает всех проверять, где, что и как подписано, промаркировано.
И было такое после посещения пары школ, когда завуч меня тянет в столовую со словами: «Вас там уже все ждет, все готово». Меня это все коробило. Потому что у вас парты со стульями не подходят по размеру – у детей развивается сколиоз, а вы мне тут пакеты с мясом собрались складывать. Поставьте детям стулья нормальные – зачем мне ваши пакеты (смеется).
Я поняла, что в этой системе я нежизнеспособна. В медицине ты тратишь очень много времени на обучение. На то, чтобы это понять и постичь как все устроено. А потом тебе говорят: «Молодец, что поставил диагноз, но талонов чтобы зарегистрировать это заболевание (а оно тянет какие-то выплаты) очень мало. Вот, у нас три талона на полгода».
А к тебе десять человек обратились. И ты из десяти выбираешь этих трех, которым совсем плохо, чтобы они получили хоть какое-то финансирование. А всем остальным людям приходится просто врать, а я так не могу.
У меня не было вариантов остаться в системе. Я понимала, что меня рано или поздно подставят и посадят, потому что им тоже такие работники не нужны, которые будут отстаивать правду до конца.
Я с ребенком была на самоизоляции на даче – ранняя весна, заняться нечем. И вот я увидела видео Сергея со свинками. Оно было настолько саркастичным, четким, смешным, вот прямо в яблочко. Я подписалась на канал и начала следить за новыми роликами.
- Какими были ваши ожидания от предвыборной кампании?
- Я понимала, что у нас мало ресурсов, как людских, так и материальных. Но что настолько сложно будет… Я же прочитала все законодательные акты, избирательный кодекс и т.п., звонила на горячую линию, записывала разговоры, чтобы перекинуть в общий чат и люди в самой глубокой деревне знали, как собрать подписи. Но что это будет настолько беззаконно, что будут сокращать инициативную группу (якобы там фейковые люди), что за нами будут гоняться, как это было в Горках.
- А зачем вообще был этот прессинг? Вы же делали все по закону.
- Не знаю, спросите Лидию Михайловну. Наверное, чтобы не мы не смогли собрать необходимое количество подписей. Они же увидели, что все хорошо собирается.
Видя вот этот весь ужас, я нашла дыру в законодательстве, проконсультировалась с юристами. У меня была идея доказать, что Лукашенко не является гарантом конституции, а значит, он не президент. На основании того, что я военнообязанная (у нас все врачи военнообязанные), нужно призывать армию встать на защиту населения от оккупации.
Я говорила об этом в программе на «Белсате» и мне ребята сразу сказали: «Выходи из команды, потому что как только узнают, что человек из команды Светланы Тихановской делает такие заявления, ее могут дисквалифицировать».
Поэтому я сразу переложила свои обязанности на других людей, вышла и запустила призыв. Лукашенко так и не ответил. У нас было коллективное обращение, он обязан был ответить в месячный срок, но этого не сделал.
Петицию подписало 8 тысяч человек. Я ее разослала в Минобороны, МВД, звонила на горячие линии. Мне было дико страшно, хотя закон я не нарушила, но все-таки вероятность ареста была. Тем более, ко мне постоянно приходили люди в гражданском, хотели «поговорить».
- Вас задерживали четырежды и только в ноябре на вас завели уголовное дело. Как думаете, почему?
- Я это связываю с КОТОСами. Шикарная инициатива. Самоуправление – это то, что нужно нашему обществу – научиться все делать самостоятельно, чтобы не зависеть ни от кого. Я начала активно это двигать в своем КОТОСе, создала инициативную группу. И естественно, от моего имени, моего адреса шли все письма, в том числе в администрацию.
Я прописывала, что «мы вас уведомляем о том, что в течение трех месяцев собираемся переизбрать председателя КОТОСа». И буквально через три дня было собрано совещание с председателем района и всеми председателями КОТОСов, где говорилось: «Не идите на встречи с гражданами, как бы они ни хотели»
- То есть вас из-за этого забрали?
- Я считаю, что да. Я же ездила по всем районам. У нас была тогда инициатива с тортами. Мы приезжали на район, привозили торт. Проводили время от времени стримы со Светланой Тихановской. После этого я всему активу дворовому рассказывала что такое КОТОСы и перебрасывала необходимую информацию.
Тогда забрали 300 человек и на 230 завели уголовные дела. А посадили только тех, кто мешал.
- Как бы вы охарактеризовали условия содержания в беларусских СИЗО?
- Там идет насильственный слом воли. Ты не гнешься – а мы тебя сломаем.
- Чего они хотят добиться этим?
- Человек со сломленной волей не будет бороться. У него апатия и нежелание бороться за что-либо. Для этого все и делается.
- Эта тактика успешна?
- Это зависит от человека. Огромное количество политзаключенных прошли через карцер. Чтобы вы понимали, карцер – это лимб. Когда ты туда попадаешь, оттуда почти невозможно выбраться. Тебе придумают, за что повесить рапорт.
Мне дали семь суток, потом пять, потом еще пять. В этот момент, когда после семи суток мне дали пять за пыль, я поняла, что единственный вариант – это голодовка, потому что меня просто не выпустят оттуда. Потому что я не ломаюсь. У меня был вариант – начать с ними здороваться {в первый раз Ольгу посадили в карцер за нежелание здороваться с сотрудниками и руководством колонии}, но я не стала бы этого делать.
- После объявления о голодовке отношение к заключенному меняется? К вам поменялось?
- Они очень смеялись, им всем было очень весело. Первые несколько дней. А потом, что меня спасло – во-первых то, что я – девочка, потому что в карцере на тот момент сидели одни мужчины, и они тоже стали голодать. Вместе со мной голодал весь карцер на протяжении пяти суток. Они просто не писали заявления {о голодовке}.
Они знали обо мне, там же прекрасно слышно, что происходит в карцере. Они понимали, что я нормально себя вела. Да, я не здоровалась, но ничего не нарушала. И когда мне дали очередные пять суток и не выпустили, мужчины перестали есть – и я им очень благодарна за это. Один из них голодал со мной десять дней – день в день. Пока меня не перевели в медчасть.
Остальные продержались пять дней, пока начальник тюрьмы не пошел со мной на переговоры. Он сказал, что выпустить меня может через пять суток, а за это я должна прекратить голодовку. Я не согласилась, потому что меня ни за что в карцере держали.
Еще помогло, что приехал адвокат. А у меня были третьи или четвертые сутки голодовки – самые тяжелые. И меня на встречу с адвокатом на руках принес хозработник. Я стоять даже не могла. И адвокат мой, Иван Чижик, тоже огромная благодарность ему, написал заявление, чтобы объяснили на основании чего я в карцере. Также он уведомил СК и ДИН, что я уже пятые сутки голодаю.
Все вместе и сыграло свою роль. Они поняли, что я не буду здороваться. Плюс, я начальнику тюрьмы напоминала постоянно, что доведение до самоубийства – это уголовное преступление. Старший опер еще пугал, что меня поставят на учет как склонную к суициду, а если такая отметка есть в личном деле, тогда особое отношение со стороны тюремщиков.
- Три года «домашней химии». В сегодняшних реалиях достаточно мягкий приговор – вас это удивило?
- У меня незапятнанная репутация. Я всегда работала официально и на высокооплачиваемых должностях. Огромное количество налогов выплачивала. Плюс у меня не было уголовок, был малолетний ребенок, прописка и постоянное место проживания. Совпали эти факторы. Если хотя бы одного не было, я бы ровненько со всеми сидела три года.
Хотя с другой стороны, учитывая степень беззакония в нашей стране, я бы не удивилась, что сяду надолго. Кстати, когда я говорила свое последнее слово, я думала, что буду сидеть долго и упорно.
Последнее слово Ольги Павловой: «Согласно ст. 53 Конституции РБ, каждый человек обязан уважать честь, достоинство и права другого человека, поэтому перебивать последнее мое слово — это неуважение и нарушение Конституции.
Эпиграфом для своего последнего… заключительного слова я взяла строчку из божественной комедии Данте Алигьери: „Пока хоть листик у надежды бьется“.
Высокий суд, в заключительном слове хочется выразить свои чувства к моей стране и ко всему тому, что в ней происходит. Но лучше всего отражает сегодняшнюю действительность и состояние моей души главный герой повести „Воскресение“ великого русского классика Толстого, написанной им 120 лет назад, а ничего по факту и не изменилось. Итак, цитирую:
„Суд есть только административное орудие для поддержания существующего порядка вещей, выгодного одному из сословий. Все дело в том, что это сословие признает законом то, что не есть закон и не признает то, что есть вечно закон самим Богом написано в сердцах людей. От того-то и бывает так тяжело с этими людьми, и они страшнее разбойников: разбойник все же может пожалеть.
Эти же не могут пожалеть, они застрахованы от жалости. Если бы была задана психологическая задача, как сделать так, чтобы нашего времени — христиане, гуманные, просто добрые люди — совершали самые ужасные злодейства, не чувствуя себя виноватыми, то возможно только одно решение: надо, чтобы было то самое, что есть: надо, чтобы эти люди были губернаторами, смотрителями, офицерами, полицейскими…
То есть, во-первых, были уверены, что есть такое дело, называемое „государственной службой“, при которой можно обращаться с людьми, как с вещами: без человеческого, братского отношения к ним. А во-вторых, чтобы люди этой самой государственной службой были связаны так, чтобы ответственность за последствия поступков их с людьми не падала ни на кого отдельно.
Все дело в том, что люди думают, что есть положения, в которых можно обращаться с человеком без любви, как с вещью, а таких положений нет. С людьми нельзя обращаться без любви, и это не может быть иначе, потому что взаимная любовь между людьми есть основной закон жизни человеческой…
Ищите царства Божия и правды его, а остальное приложится вам. А вы ищете остального и, очевидно, не находите его“.
Я хочу, чтобы вы задумались, что есть мораль даже трусливого малодушного сословия, одержимого жаждой власти и ее удержания… Как беззаконно сегодня выносятся приговоры над людьми, как конституционные права были попраны фальсификациями на выборах в августе 2020 года и какое насилие, геноцид совершают сейчас над своим же народом.
Я была на Окрестина с 9 по 12 августа и имею полное право говорить об этом громко и вслух, так как своими глазами видела, как до смерти избивали мужчин. И меня били в том же числе.
Начальник ЦИП Окрестина Шапетько и Врублевский, сотрудник ЦИПа. Пережила газовую камеру, которую устроили сотрудники ЦИПа для женщин. Так вот, равнодушие — это страшно! Мерилом добра и зла является совесть. Так вот, совести у вас нет!
В РБ высшим юридическим законом является Конституция, а не противозаконные приказы начальства и ваш страх потерять работу».
Разные последствия могли быть после моего последнего слова. Ну, видите, отмашка сверху была такая.
- А к кому вы обращались в своем обращении в первую очередь – к судьям, гражданскому обществу, может быть, делали это для себя?
- Судьи – это машины. Я думаю, люди до которых можно было достучаться, ушли оттуда еще в августе. Так что я обращалась к обществу. Хотела рассказать, с чем люди имеют дело. Вот, сто лет назад Толстой все описал.
- С уходом Лукашенко несправедливая система распадется, завершит существование? И что будет с людьми, которые сейчас в системе?
- Будут сидеть. Нам это все далось большой кровью. В первую очередь людям, чьих детей, родственников, убили. Тем, кто остался инвалидом после этого всего.
Но вот это вот время {с августа 2020} дало нам возможность отделить зерна от плевел. Было время, когда все отсеялись. Сотрудники силовых блоков ушли, судьи не брали дела. Также со следователями, прокурорами.
У всех был выбор. Теперь ясно, кто есть кто. Рано или поздно всех найдут. Преступления против человечности не имеют срока давности.
- А вы можете объяснить мотивацию людей в системе?
- У всех по-разному, наверное. Так называемые ябатьки – это не представители какой-то партии. Это представители определенной системы мировоззрения. Это очень удобно, когда во всех проблемах можно обвинить кого-то еще.
Чтобы что-то иметь хорошее, нужно взять ответственность за себя в свои руки. А представляете как удобно, когда виноват кто-то, а не ты сам? А как ты будешь строить страну, если ты за свою жизнь ответственность не несешь? А что мы хотели: 26 лет это длилось.
- А вы не считаете, что это началось раньше: с коллективизации, с репрессий, которые не были проработаны, а палачи осуждены? И мы получили такую волну насилия сейчас.
- Здесь получается наслоение. Дети ведут себя так, как их родители. А те говорят: «Надо молчать». А потом дети вырастают во взрослых, которые такой же посыл и страх несут уже своим детям. А сегодня, в лице одного человека, мы видим апогей всего этого. Это крайняя точка.
- У беларусов, как народа и Беларуси, как страны, все пойдет теперь в лучшую сторону?
- Как люди решат. Наше поколение в основном воспитано в духе «инициатива наказуема». Хотя, как мы будем развиваться без инициативы?
Последние события, различные инициативы, показали что не все забитые. Люди хотят быть инициативными, а не сидеть сложа руки и смотреть, как безрадостно проходит их жизнь.
С уходом этого человека, мы получим окно возможностей. И тут вопрос, наберется ли критическая масса инициативных, чтобы все это поменять раз и навсегда.
- Как вам можно помочь?
- Я оформлена как ремесленник. Занимаюсь флористикой, правда, не с настоящими цветами, а с искусственными. Заказов у меня почти нет. Но если люди проявят интерес, с радостью выполню заказ.
Помочь Ольге вы можете, заказав у нее цветы.
Если вы хотите, чтобы мы рассказали вашу историю, напишите нам в соцсетях:
- Как вы вошли в предвыборную кампанию, был какой-то триггер?
- Триггеров было огромное количество. Один из основных – это очень болезненный мой личный вопрос. У нас в стране нет закона, который защищал бы женщин от бытового насилия. При этом законодательство было разработано, президенту оставалось его только утвердить, но он посчитал ненужным это сделать. В итоге тысячи женщин в Беларуси (и мужчины тоже) продолжают страдать от такой проблемы.
Второй момент – это эпидемия. Я врач профилактического профиля. Эпидемиология – это одна из ветвей моего образования. Мы все прекрасно знаем, какие нужны были профилактические мероприятия, чтобы максимально обезопасить население, или хотя бы просто снизить нагрузку на койко-место. Для того чтобы люди не умирали дома, а попадали в больницы, где каждому человеку могли бы оказать помощь в том объеме, в котором он нуждался.
А из-за того, что этого не было сделано, многие люди просто умирали на дому – в больницах не было мест. Не провели необходимые профилактические мероприятия перед эпидемией, хотя был понятно, что нас зацепит.
И третье, это большая несправедливость в отношении Сергея Тихановского. Это была последняя капля. Его посадили на сутки, когда он отправил заявление в ЦИК на регистрацию, и его не зарегистрировали. Поступок Светланы Тихановской, которая пошла и подала документы…
После этого я для себя решила, что такому человеку надо помочь. Надо идти, надо что-то менять.
- А вы посчитали, что Лукашенко лично ответственен за все это?
- Он ответственен за то, что создал систему, в которой все боятся прогневать царя. Из-за этого и происходит большое количество человеческих жертв. Просто потому, что кто-то боится донести правду. Кто плохие новости принес, тот и казнен.
- С какого момента вы стали следить за каналом Сергея Тихановского?
- Я вообще человек крайне аполитичный и таким была до весны 2020 года. У меня маленький ребенок. В этом августе ему исполнится только 7 лет. Я работала ведущим косметологом компании «Белита». У меня была хорошая зарплата, дача.
Закон я не нарушала, моментов соприкосновения с системой у меня просто не было. Я отучилась, получила диплом, побывала на практике. А у меня же работа такая, связанная с проверками – «Центр гигиены и эпидемиологии». Это когда приходит врач санстанции и начинает всех проверять, где, что и как подписано, промаркировано.
И было такое после посещения пары школ, когда завуч меня тянет в столовую со словами: «Вас там уже все ждет, все готово». Меня это все коробило. Потому что у вас парты со стульями не подходят по размеру – у детей развивается сколиоз, а вы мне тут пакеты с мясом собрались складывать. Поставьте детям стулья нормальные – зачем мне ваши пакеты (смеется).
Я поняла, что в этой системе я нежизнеспособна. В медицине ты тратишь очень много времени на обучение. На то, чтобы это понять и постичь как все устроено. А потом тебе говорят: «Молодец, что поставил диагноз, но талонов чтобы зарегистрировать это заболевание (а оно тянет какие-то выплаты) очень мало. Вот, у нас три талона на полгода».
А к тебе десять человек обратились. И ты из десяти выбираешь этих трех, которым совсем плохо, чтобы они получили хоть какое-то финансирование. А всем остальным людям приходится просто врать, а я так не могу.
У меня не было вариантов остаться в системе. Я понимала, что меня рано или поздно подставят и посадят, потому что им тоже такие работники не нужны, которые будут отстаивать правду до конца.
Я с ребенком была на самоизоляции на даче – ранняя весна, заняться нечем. И вот я увидела видео Сергея со свинками. Оно было настолько саркастичным, четким, смешным, вот прямо в яблочко. Я подписалась на канал и начала следить за новыми роликами.
- Какими были ваши ожидания от предвыборной кампании?
- Я понимала, что у нас мало ресурсов, как людских, так и материальных. Но что настолько сложно будет… Я же прочитала все законодательные акты, избирательный кодекс и т.п., звонила на горячую линию, записывала разговоры, чтобы перекинуть в общий чат и люди в самой глубокой деревне знали, как собрать подписи. Но что это будет настолько беззаконно, что будут сокращать инициативную группу (якобы там фейковые люди), что за нами будут гоняться, как это было в Горках.
- А зачем вообще был этот прессинг? Вы же делали все по закону.
- Не знаю, спросите Лидию Михайловну. Наверное, чтобы не мы не смогли собрать необходимое количество подписей. Они же увидели, что все хорошо собирается.
Видя вот этот весь ужас, я нашла дыру в законодательстве, проконсультировалась с юристами. У меня была идея доказать, что Лукашенко не является гарантом конституции, а значит, он не президент. На основании того, что я военнообязанная (у нас все врачи военнообязанные), нужно призывать армию встать на защиту населения от оккупации.
Я говорила об этом в программе на «Белсате» и мне ребята сразу сказали: «Выходи из команды, потому что как только узнают, что человек из команды Светланы Тихановской делает такие заявления, ее могут дисквалифицировать».
Поэтому я сразу переложила свои обязанности на других людей, вышла и запустила призыв. Лукашенко так и не ответил. У нас было коллективное обращение, он обязан был ответить в месячный срок, но этого не сделал.
Петицию подписало 8 тысяч человек. Я ее разослала в Минобороны, МВД, звонила на горячие линии. Мне было дико страшно, хотя закон я не нарушила, но все-таки вероятность ареста была. Тем более, ко мне постоянно приходили люди в гражданском, хотели «поговорить».
- Вас задерживали четырежды и только в ноябре на вас завели уголовное дело. Как думаете, почему?
- Я это связываю с КОТОСами. Шикарная инициатива. Самоуправление – это то, что нужно нашему обществу – научиться все делать самостоятельно, чтобы не зависеть ни от кого. Я начала активно это двигать в своем КОТОСе, создала инициативную группу. И естественно, от моего имени, моего адреса шли все письма, в том числе в администрацию.
Я прописывала, что «мы вас уведомляем о том, что в течение трех месяцев собираемся переизбрать председателя КОТОСа». И буквально через три дня было собрано совещание с председателем района и всеми председателями КОТОСов, где говорилось: «Не идите на встречи с гражданами, как бы они ни хотели»
- То есть вас из-за этого забрали?
- Я считаю, что да. Я же ездила по всем районам. У нас была тогда инициатива с тортами. Мы приезжали на район, привозили торт. Проводили время от времени стримы со Светланой Тихановской. После этого я всему активу дворовому рассказывала что такое КОТОСы и перебрасывала необходимую информацию.
Тогда забрали 300 человек и на 230 завели уголовные дела. А посадили только тех, кто мешал.
- Как бы вы охарактеризовали условия содержания в беларусских СИЗО?
- Там идет насильственный слом воли. Ты не гнешься – а мы тебя сломаем.
- Чего они хотят добиться этим?
- Человек со сломленной волей не будет бороться. У него апатия и нежелание бороться за что-либо. Для этого все и делается.
- Эта тактика успешна?
- Это зависит от человека. Огромное количество политзаключенных прошли через карцер. Чтобы вы понимали, карцер – это лимб. Когда ты туда попадаешь, оттуда почти невозможно выбраться. Тебе придумают, за что повесить рапорт.
Мне дали семь суток, потом пять, потом еще пять. В этот момент, когда после семи суток мне дали пять за пыль, я поняла, что единственный вариант – это голодовка, потому что меня просто не выпустят оттуда. Потому что я не ломаюсь. У меня был вариант – начать с ними здороваться {в первый раз Ольгу посадили в карцер за нежелание здороваться с сотрудниками и руководством колонии}, но я не стала бы этого делать.
- После объявления о голодовке отношение к заключенному меняется? К вам поменялось?
- Они очень смеялись, им всем было очень весело. Первые несколько дней. А потом, что меня спасло – во-первых то, что я – девочка, потому что в карцере на тот момент сидели одни мужчины, и они тоже стали голодать. Вместе со мной голодал весь карцер на протяжении пяти суток. Они просто не писали заявления {о голодовке}.
Они знали обо мне, там же прекрасно слышно, что происходит в карцере. Они понимали, что я нормально себя вела. Да, я не здоровалась, но ничего не нарушала. И когда мне дали очередные пять суток и не выпустили, мужчины перестали есть – и я им очень благодарна за это. Один из них голодал со мной десять дней – день в день. Пока меня не перевели в медчасть.
Остальные продержались пять дней, пока начальник тюрьмы не пошел со мной на переговоры. Он сказал, что выпустить меня может через пять суток, а за это я должна прекратить голодовку. Я не согласилась, потому что меня ни за что в карцере держали.
Еще помогло, что приехал адвокат. А у меня были третьи или четвертые сутки голодовки – самые тяжелые. И меня на встречу с адвокатом на руках принес хозработник. Я стоять даже не могла. И адвокат мой, Иван Чижик, тоже огромная благодарность ему, написал заявление, чтобы объяснили на основании чего я в карцере. Также он уведомил СК и ДИН, что я уже пятые сутки голодаю.
Все вместе и сыграло свою роль. Они поняли, что я не буду здороваться. Плюс, я начальнику тюрьмы напоминала постоянно, что доведение до самоубийства – это уголовное преступление. Старший опер еще пугал, что меня поставят на учет как склонную к суициду, а если такая отметка есть в личном деле, тогда особое отношение со стороны тюремщиков.
- Три года «домашней химии». В сегодняшних реалиях достаточно мягкий приговор – вас это удивило?
- У меня незапятнанная репутация. Я всегда работала официально и на высокооплачиваемых должностях. Огромное количество налогов выплачивала. Плюс у меня не было уголовок, был малолетний ребенок, прописка и постоянное место проживания. Совпали эти факторы. Если хотя бы одного не было, я бы ровненько со всеми сидела три года.
Хотя с другой стороны, учитывая степень беззакония в нашей стране, я бы не удивилась, что сяду надолго. Кстати, когда я говорила свое последнее слово, я думала, что буду сидеть долго и упорно.
Последнее слово Ольги Павловой: «Согласно ст. 53 Конституции РБ, каждый человек обязан уважать честь, достоинство и права другого человека, поэтому перебивать последнее мое слово — это неуважение и нарушение Конституции.
Эпиграфом для своего последнего… заключительного слова я взяла строчку из божественной комедии Данте Алигьери: „Пока хоть листик у надежды бьется“.
Высокий суд, в заключительном слове хочется выразить свои чувства к моей стране и ко всему тому, что в ней происходит. Но лучше всего отражает сегодняшнюю действительность и состояние моей души главный герой повести „Воскресение“ великого русского классика Толстого, написанной им 120 лет назад, а ничего по факту и не изменилось. Итак, цитирую:
„Суд есть только административное орудие для поддержания существующего порядка вещей, выгодного одному из сословий. Все дело в том, что это сословие признает законом то, что не есть закон и не признает то, что есть вечно закон самим Богом написано в сердцах людей. От того-то и бывает так тяжело с этими людьми, и они страшнее разбойников: разбойник все же может пожалеть.
Эти же не могут пожалеть, они застрахованы от жалости. Если бы была задана психологическая задача, как сделать так, чтобы нашего времени — христиане, гуманные, просто добрые люди — совершали самые ужасные злодейства, не чувствуя себя виноватыми, то возможно только одно решение: надо, чтобы было то самое, что есть: надо, чтобы эти люди были губернаторами, смотрителями, офицерами, полицейскими…
То есть, во-первых, были уверены, что есть такое дело, называемое „государственной службой“, при которой можно обращаться с людьми, как с вещами: без человеческого, братского отношения к ним. А во-вторых, чтобы люди этой самой государственной службой были связаны так, чтобы ответственность за последствия поступков их с людьми не падала ни на кого отдельно.
Все дело в том, что люди думают, что есть положения, в которых можно обращаться с человеком без любви, как с вещью, а таких положений нет. С людьми нельзя обращаться без любви, и это не может быть иначе, потому что взаимная любовь между людьми есть основной закон жизни человеческой…
Ищите царства Божия и правды его, а остальное приложится вам. А вы ищете остального и, очевидно, не находите его“.
Я хочу, чтобы вы задумались, что есть мораль даже трусливого малодушного сословия, одержимого жаждой власти и ее удержания… Как беззаконно сегодня выносятся приговоры над людьми, как конституционные права были попраны фальсификациями на выборах в августе 2020 года и какое насилие, геноцид совершают сейчас над своим же народом.
Я была на Окрестина с 9 по 12 августа и имею полное право говорить об этом громко и вслух, так как своими глазами видела, как до смерти избивали мужчин. И меня били в том же числе.
Начальник ЦИП Окрестина Шапетько и Врублевский, сотрудник ЦИПа. Пережила газовую камеру, которую устроили сотрудники ЦИПа для женщин. Так вот, равнодушие — это страшно! Мерилом добра и зла является совесть. Так вот, совести у вас нет!
В РБ высшим юридическим законом является Конституция, а не противозаконные приказы начальства и ваш страх потерять работу».
Разные последствия могли быть после моего последнего слова. Ну, видите, отмашка сверху была такая.
- А к кому вы обращались в своем обращении в первую очередь – к судьям, гражданскому обществу, может быть, делали это для себя?
- Судьи – это машины. Я думаю, люди до которых можно было достучаться, ушли оттуда еще в августе. Так что я обращалась к обществу. Хотела рассказать, с чем люди имеют дело. Вот, сто лет назад Толстой все описал.
- С уходом Лукашенко несправедливая система распадется, завершит существование? И что будет с людьми, которые сейчас в системе?
- Будут сидеть. Нам это все далось большой кровью. В первую очередь людям, чьих детей, родственников, убили. Тем, кто остался инвалидом после этого всего.
Но вот это вот время {с августа 2020} дало нам возможность отделить зерна от плевел. Было время, когда все отсеялись. Сотрудники силовых блоков ушли, судьи не брали дела. Также со следователями, прокурорами.
У всех был выбор. Теперь ясно, кто есть кто. Рано или поздно всех найдут. Преступления против человечности не имеют срока давности.
- А вы можете объяснить мотивацию людей в системе?
- У всех по-разному, наверное. Так называемые ябатьки – это не представители какой-то партии. Это представители определенной системы мировоззрения. Это очень удобно, когда во всех проблемах можно обвинить кого-то еще.
Чтобы что-то иметь хорошее, нужно взять ответственность за себя в свои руки. А представляете как удобно, когда виноват кто-то, а не ты сам? А как ты будешь строить страну, если ты за свою жизнь ответственность не несешь? А что мы хотели: 26 лет это длилось.
- А вы не считаете, что это началось раньше: с коллективизации, с репрессий, которые не были проработаны, а палачи осуждены? И мы получили такую волну насилия сейчас.
- Здесь получается наслоение. Дети ведут себя так, как их родители. А те говорят: «Надо молчать». А потом дети вырастают во взрослых, которые такой же посыл и страх несут уже своим детям. А сегодня, в лице одного человека, мы видим апогей всего этого. Это крайняя точка.
- У беларусов, как народа и Беларуси, как страны, все пойдет теперь в лучшую сторону?
- Как люди решат. Наше поколение в основном воспитано в духе «инициатива наказуема». Хотя, как мы будем развиваться без инициативы?
Последние события, различные инициативы, показали что не все забитые. Люди хотят быть инициативными, а не сидеть сложа руки и смотреть, как безрадостно проходит их жизнь.
С уходом этого человека, мы получим окно возможностей. И тут вопрос, наберется ли критическая масса инициативных, чтобы все это поменять раз и навсегда.
- Как вам можно помочь?
- Я оформлена как ремесленник. Занимаюсь флористикой, правда, не с настоящими цветами, а с искусственными. Заказов у меня почти нет. Но если люди проявят интерес, с радостью выполню заказ.
Помочь Ольге вы можете, заказав у нее цветы.
Если вы хотите, чтобы мы рассказали вашу историю, напишите нам в соцсетях:
Продолжить
